Бесы в мировой культуре — религия, живопись, литература

Бесы, в древнеславянской мифологии — злые духи; слово общеславянское, восходит к индоевропейскому «bhoi-dho-s» — «вызывающий страх». Следы древнего значения сохранились в архаичных фольклорных текстах, особенно заговорах.

В христианской традиции «бес» при переводах заменило «демон». В христианских представлениях бесы — слуги и шпионы дьявола, они — воины его нечистого войска, противостоят Святой Троице и небесному воинству во главе с Архистратигом Михаилом. Они — враги человеческого рода, насылают болезни (особенно душевные — беснования), сеют рознь и зависть между членами семьи, начальником и подчиненными, учеником и учителем. Бесы, как и Дьявол, когда-то были слугами Божьими — ангелами, но вследствие ложного выбора склонились ко злу. Как напоминание об изначально ангельской природе у них остались крылья (в западной традиции это крылья нетопыря).

Отпадение бесов от Бога в Новом Завете упоминается, в частности, в Послании к иудеям Апостола Павла (6), Апокалипсисе (12, 9) и др. В Евангелии от Матфея (8) Иисус вселяет бесов в стадо свиней.

Помимо внешнего отдаленного сходства с ангелами бесы сохранили власть над пространством и стихиями. Они могут проникать в человеческие мысли, внушать людям неправедные желания, подстрекать ко злу. Но им недоступно проникнуть в истинно праведную душу.

Бесы искушают всех людей, но по распространенным и на христианском Западе, и на Востоке представлениям, они особое внимание уделяют искушению монахов, а среди них — пустынников и аскетов. Исходя их этих представлений, отшельники на заре зарождения монашества селились в местах, которые молва считала местом скопления нечистой силы с намерением сразиться с бесами в самом их «гнезде». Особенно популярны предания об искушении основателя монашества — Антония Великого.

Как и ангелы, бесы появляются и исчезают по своему желанию. Они носят различные личины, причем могут принять и образ ангела и даже самого Иисуса Христа (легенда об ученике Франциска Ассизского). Близость бесов узнается по ощущению смутной тоски, тошноты, по беспричинному судорожному смеху. В средневековой Европе особенно популярны легенды о явлениях бесов, искушающих людей плотским совокуплением (инкубы-«мужчины» и суккубы-«женщины»).

Бесы могут являться в обличье черного пса («Фауст» И. В. Гете) и черного кота. Их часто изображают как иноверцев или иноземцев (в русской традиции как эфиопов — «черных муринов» или ляхов, т. е. поляков, позднее — немцев: мотив, отраженный у Гоголя в «Ночи перед Рождеством»). На исходе Средневековья в Европе бесов чаще всего представляют в виде самых необычных фантазийных созданий. Чаще всего их изображают похожими на фавнов и сатиров: с небольшими рожками, копытцами, хвостом.

По русским представлениям бесы чаще всего невидимы. Их дано видеть иногда лишь твердым, праведным людям (например, видение идущего к Иоанну Кронштадтскому монаха, который видит «собор бесов», кричащих, что «нам теперь дана власть» — явная народная реакция на революционное брожение).

В европейском изобразительном искусстве бесов часто изображают в популярнейшем сюжете «Искушение Святого Антония» (Босх, Нитхард, Лукас Кранах Старший, Веронезе и др.), в сценах адских мучений и Страшного суда. В европейской литературе связь с ортодоксальной традицией сохраняют образы бесов-мучителей у Данте в «Божественной комедии». Многочисленные средневековые легенды о бесовских искушениях разработаны (с ощутимым пародийным оттенком) в «Рукописи, найденной в Сарагосе» Я. Потоцкого.

Принципиальная трактовка Достоевским Черта в «Братьях Карамазовых», как воплощения зла, таящегося в темных глубинах человеческой души, почти цитатно повторена Т. Манном в «Докторе Фаустусе». Изображение революционеров-террористов как бесовской силы в другом романе Достоевского, «Бесы», в большей степени восходит к народным представлениям о бесах как о возмутителях спокойствия. Пестрая свита Воланда в «Мастере и Маргарите» Булгакова восходит к средневековой низовой сатире.