X
Здесь есть определенная тайна личности Христа. Эта тайна личности проявлялась в том, что у Христа, у Господа нашего, в его земной жизни, человеческая и божественная составляющие были связаны особым образом. Если даже Иов сомневался, требовал Бога на суд? Простой человек такое скажет, ему скажут, вообще атеист или еретик, или что-то в этом роде. А Иову все прощалось, потому что за этим стояла его жажда Бога. Да?
А что у человека обычного – колебания, сомнения, и вопрошание воли Божией. Простой человек говорит: «Батюшка, вот как мне поступить? Вот так, мне поступить или так?» В любви ли, в работе, в каких-то делах? И что откроет здесь батюшка? Помолимся, и Господь подскажет. И потом случайно уловим, по явлениям. Вдруг человек, появится, который произнесет эту фразу и человек воспримет это. Да? Как то, что дано от Бога. Так вот постепенно рождается ответ Божий.
У Христа ничего подобного не было. Он задавал вопрос как человек. Более того, не просто как человек, а как безгрешный человек, как человек, которому в отличие от нас не за что страдать. В нашем страдании всегда есть подсознательное воспоминание о всеобщей смерти, о всеобщем грехе, о всеобщем поражении. У Христа этого нет. Для него принятие смерти абсолютно внешне. Мы в себе чувствуем умирание. И вопрос в том, умрем ли мы сами, убьют ли нас, умрем ли мы внезапно, в покаянии, в молитве или, наоборот, во время разбоя? Наша тема. Наш гад. Мы умрем, потому смерть для нас естественна, потому что каждый наш шаг - это шаг не только по жизни, но шаг и к смерти. Вопрос в том, как мы эту смерть ощущаем и как мы научились ее преодолевать? Для Христа никаких этих проблем не было. У него не было смертности внутри, поэтому для него акт принятия этой чаши был страшным делом. Страшным, потому что он, который состоит весь из света, должен был погрузиться не в реку Иордан, как в начале этого пути, а в самый ад, то, что для него абсолютно чуждо. Именно потому, что смерть для него противоестественна, он спрашивал у отца: «Может, есть какой-то другой путь?» Не тот, чтобы войти в эту страшную, грязную тьму. Здесь кроме ощущения ужаса смерти и ада, еще ощущение скверны. Смерть скверна. Вспомните Ветхий Завет – прикосновение к трупу нечисто. По закону – смерть скверная. Он абсолютно чист, для него это непонятно, это неестественно. И тут же механизм: «Все понял, понял, как ты скажешь. Не как я, а как ты». Вот чего всегда человеку не хватает. И что есть у святых, но борьбой созидается. Можно сказать, что у Христа так работает механизм личности, его сложная двухприродная личность. Он уникальная личность. Такой личности не было на земле, и нет. То есть абсолютное соотнесение человеческой воли и божественной. Человеческая воля вовсе не игрушка в руках божественной. Она высказывает свое – человеческое. Она-не просто рупор божественной воли. Человеческая воля, человеческий голос во Христе звучит в полную силу. А потом он приводится в соответствие с Божественным, который тут же рядом.
