Почему католики крестятся слева направо

В отличие от православной церкви, где крестное знамение издревле совершалось справа налево по отношению к человеку, в католической церкви традиция совершать крестное знамение слева направо установилась не сразу. Сначала допускалось и то и другое. При этом каждый способ имеет свой смысловой подтекст. Однако постепенно современный способ был закреплен церковными иерархами католической церкви как единственно возможный. Б. А. Успенский в своей монографии «Крестное знамение и сакральное пространство» большое значение уделяет вопросу: «Почему православные крестятся справа налево, а католики — слева направо?» Он пишет, что в известном смысле крещение слева направо отвечает духу католической традиции.

В случае, когда крестятся слева направо, имеется в виду обращение человека к Богу, в другом, когда крестятся справа налево, — обращение Бога к человеку; в одном случае человек оказывается активной, в другом — пассивной стороной. У католиков, которые крестятся слева направо, крестное знамение исходит от нас: человек является субъектом действия. У православных оно исходит от Бога: человек является объектом действия.

Различие в сакраментальных формулах. Крещение

Аналогичное различие в восточном и западном обряде прослеживается в сакраментальных формулах, в частности в формуле, которая произносится при крещении. Если католический священник произносит: «Я крещаю тебя во имя Отца и Сына и Святаго Духа», то православный говорит при этом: «Крещается раб Божий во имя Отца и Сына и Святаго Духа»: в одном случае действие осуществляется человеком — священнослужителем, который имеет специальные полномочия, полученные от Бога, в другом случае подчеркивается объективный момент происходящего, не зависящий от действий человека; можно сказать, что в одном случае действие исходит от человека (уполномоченного свыше действовать таким образом), в другом — непосредственно от Бога. Иными словами, в одном случае выражается отношение между посвященным и посвящаемым (в частности, между катехизатором и катехуменом или между священнослужителем и простецом), в другом — между человеком и Богом.

Это различие стало одним из пунктов взаимных обвинений православных и католиков. Так, в частности, Константин (Кирилл) Стилб в антикатолическом трактате, написанном около 1204 года, обвинял католиков в том, что «они не говорят, как мы: "Крещается раб Божий, такой-то, во имя Отца и Сына и Святаго Духа", совершая три погружения, но говорят при одном лишь погружении: "Крещаю такого-то во имя Отца и Сына и Святаго Духа"»; о том же говорится и в «Прении Панагиота с Азимитом» конца XIII века, ср. в славянском переводе: «И не глаголете, егда крещаете и: "Крещается рабъ Божiй, Иванъ или Марiя, во имя Отца и Сына и Святаго Духа". Но глаголете: "Се есть от мира Христа моего, и азъ тя крещаю". И твориши самъ себе Бога». Позднее этот вопрос возникает в Москве в 1644—1645 годы в связи с предполагаемым браком датского королевича Вольдемара с царевной Ириной Михайловной, когда необходимо было решить, возможно ли бракосочетание без предварительного перекрещивания королевича, и когда, соответственно, возникла дискуссия относительно правильности католического и лютеранского крещения. 

На Западе этому различию не придавали значения вплоть до 1231 года, когда против греческой формулы выступил папа Григорий IX (12 ноября 1231 года папа писал Марину, архиепископу Бари, что греки, поскольку они употребляют такую формулу, не могут считаться крещеными и должны быть перекрещены: «На твой вопрос кратко отвечаем, что греки, которые были крещены кем-либо с использованием словесной формулы "Крещается такой-то во имя Отца и Сына и Святого Духа", не являются крещеными, поскольку не были крещены согласно евангельской формуле [ср.: Мф. III, 11, 16—17; Мк. I, 8, 10—11; Лк. III, 16—17, 22; Ин. I, 26, 32—34]; поэтому мы предписываем крестить их заново с применением слов: "Я крещаю тебя во имя Отца и Сына и Святаго Духа"». В 1272—1274 годы Джироламо Масчи, будущий папа Николай IV (1288—1292), отправленный в Константинополь для подготовки 2-го Лионского собора (1274), составил список греческих заблуждений (Litterae ad consilium transmissae de errore Graecorum...), служащих препятствием для унии с греками (которая должна была быть провозглашена на предстоящем соборе); среди прочих заблуждений отмечалось: «Там, где мы говорим: "Я крещаю тебя", они говорят: "Крещается Петр или Иоанн"».

Различие между восточной и западной традициями исповеди находится в том же поле, что и вопрос о правостороннем и левостороннем крестном знамении.

Сходное различие между западным и восточным обрядом прослеживается в форме отпущения грехов на исповеди. Католический священник произносит разрешительную формулу от первого лица: «Absolvo te apeccatis tuis» («Разрешаю тебя от твоих грехов»): так же, как и при крещении, он выступает как непосредственный исполнитель таинства — как тот, кто обладает апостольскими полномочиями «вязать и решать» (ср.: Мф. XVI, 19; XVIII, 18; Ин. XX, 23); его слова имеют перформативный характер. Между тем в православной церкви, где чинопоследование исповеди обнаруживает вообще значительное разнообразие, разрешительная формула, строго говоря, не является обязательным компонентом исповеди. Она может и вовсе отсутствовать: священник молится, призывая Господа отпустить грехи кающегося и примирить его с церковью, и само прочтение соответствующих молитв служит в этом случае отпущением грехов (то есть выполняет функцию разрешительной формулы). Если разрешительная формула всё же произносится, она, как правило, отличается от католической (за одним исключением, о котором мы скажем ниже): так же как и в случае крещения, подчеркивается объективный момент происходящего, не зависящий от действий человека, — священник констатирует, что Господь отпускает грехи кающегося, сам же он выступает в роли посредника между Богом и кающимся человеком.

Итак, если в католической церкви священник выступает от имени Бога как лицо, наделенное специальными полномочиями, то в православной отпущение грехов осуществляется непосредственно самим Богом, а не от имени Бога — через священника, а не самим священником; можно сказать, что католический священник выступает как полномочный представитель Бога, а православный — как посредник между Богом и человеком. Так, в частности, православный священник может выступать как лицо, которое берет на себя грехи кающегося и отвечает за них перед Богом. Православный священник может произносить разрешительную формулу и от первого лица, подобно тому, как это делают католики, но, в отличие от католиков, этому предшествует упоминание Христа, отпускающего исповеданные грехи. Именно это и является сакраментальной частью разрешительной формулы, тогда как прощение священника предстает как дополнительный (и, вообще говоря, не обязательный) момент разрешения от грехов. Так, он может произнести, например: «Чадо, прощает тя Христос невидимо, и аз благословляю и прощаю тя в сем веке и будущем» или также: «Прости, чадо, прощает тя Христос невидимо и аз грешный». Слова «прощает тя Христос невидимо» соответствуют при этом увещанию, которым обыкновенно начинается исповедь: «Се, чадо, Христос невидимо стоит, приемля исповедание твое, не устыдися, ниже убойся и да не скрыеши что от мене...»

Исключением к сказанному является разрешительная формула, принятая в настоящее время в Русской православной церкви (новообрядческой), которая обнаруживает несомненную близость к католической разрешительной формуле. Формула эта объясняется католическим влиянием: она появляется при издании московского Требника 1671 года (при патриархе Иоасафе II) и восходит к Требнику Петра Могилы 1646 года, составленному с привлечением католических источников.

На различие между восточной и западной традициями исповеди обращал внимание уже Якоб Гоар. Как отмечает Гоар, на Востоке принята «просительная (depricativa)», то есть молитвенная формула отпущения грехов, тогда как на Западе принята формула «декларативная и судейская (indicativa et iudicativa)». У западного богослова, отмечает Гоар, «молитвы, читаемые греками при совершении таинства покаяния, вызывают сомнение: заключают ли они в себе и выражают ли силу таинства, — ввиду того, что слова молитвы не представляют разрешительной формулы в собственном смысле... Мне известно, что некоторые латинские священники, движимые более робкою и скрупулезною совестью, чем ясным и полным светом знания, кающихся, приходящих к ним для исповеди из церкви греческой, ставили в величайшее затруднение, заставляя их снова исповедовать грехи, уже исповеданные греческим священником, как еще не отпущенные, откуда возникает соблазн, якобы у греков нет таинства покаяния и грехи остаются без отпущения...» Отношение католических священников, отказывающихся признавать действенной православную форму отпущения грехов, ближайшим образом соответствует при этом отношению папы Григория IX к православной форме крещения.

Сам Гоар считает такого рода сомнения в действенности православной исповеди ни в коей мере не оправданными: он указывает, что «в латинской церкви древняя форма таинства покаяния или абсолюции была составлена из просительных (молитвенных) слов, и декларативная и судейская, так сказать, формула absolvo te a pecatis tius едва ли старше четырех веков... Сама по себе просительная (молитвенная) формула не исключает, а, напротив, содержит в себе действие служителя и таким образом может быть сведена к декларативной; точно так же как и декларативная имплицитно испрашивает кающемуся милосердие Божие...» Таким образом, указанное расхождение появляется в результате эволюции католического обряда (после окончательного размежевания западной и восточной традиций).

Таким образом, и направление крестного знамения слева направо, то есть от человека к Богу, более соответствует духу католичества. Это может служить объяснением того, почему в Западной церкви в конце концов возобладал именно такой способ изображения крестного знамения.

По материалам: Успенский Б. А. Крестное знамение и сакральное пространство